Банки Сегодня Лайв
Статьи, отмеченные данным знаком всегда актуальны. Мы следим за этим
А на комментарии к данной статье ответы даёт квалифицированный юрист а также сам автор статьи.
На российскую полицию есть много нареканий – даже после большой реформы, переаттестации и прочих мероприятий. Что же тогда говорить о «лихих» 90-х? Работа милиции поддерживалась «альтруизмом» одних сотрудников и материальным интересом других. Особенно сложно было в транспортной милиции. Бывший оперуполномоченный транспортной милиции, а ныне – адвокат, Денис Петров, поделился своими воспоминаниями для наших читателей.
Все не как в сериале
«На земле ведь преступления на раскрывают, почти никогда». Эта фраза седовласого полковника, в прошлом руководителя одного из подразделений уголовного розыска, а ныне преподавателя кафедры криминалистики мне, слушателю одного из последних курсов юридического института тогда показалась странной, хотя запомнилась на всю жизнь.
Чем же тогда они занимаются? Ведь, по стойкому убеждению двадцатилетнего пацана, уже хоть и не наивного, но мало еще искушенного в нюансах милицейской службы, именно в этом заключается работа оперативного сотрудника, опера. На дворе середина 90-х, экран телевизора еще не погряз в бравурных нереалистичных историях о крутых полицейских, стреляющих на шорох и раздающим направо и налево оплеухи на пути к достижению своих высокоморальных общественно полезных целей. Кстати, эффективным подспорьем в понимании этих нюансов для телезрителей тех времен стали первые серии только что вышедших на видеокассетах «Улиц разбитых фонарей», с их странной, но, как было понятно посвященным, очень реалистичной атмосферой ментовского быта тех дней. Это потом проект превратился в бесконечную мыльную оперу, оторванную от реальности, как пингвин от балета.
А для меня лично входом в эту реальность стала дверь одного из линейных отделений внутренних дел на транспорте, куда я поступил на службу в качестве оперуполномоченного группы уголовного розыска. Узкий длинный коридор переоборудованного помещения на первом этаже жилого дома, в одном из районов севера Москвы, вел в подразделение криминальной милиции, занимавшее несколько кабинетов в его конце. Самое, что ни на есть, низовое подразделение угрозыска, «земля». «Дальше фронта не пошлют», как говорили в фильмах про войну. Дальше и некуда – самый конец коридора. В те времена, конечно, в принципе УВД не располагали дворцами из стекла и бетона, как сейчас. А уж транспортная милиция то в авангарде материального обеспечения точно не присутствовала.
Первый мой наставник – на тот момент старший опер по особо важным, а в дальнейшем – начальник СКМ, Соловьев Алексей Иванович, встретил меня у входа в этот новый мир и стал для меня человеком, оказавшим неоценимую помощь в познании его правил и законов.
Не тех, что написаны в кодексах и инструкциях, этому учат в институтах. Других. Неписанных, жизненных.
Статистика, «палочная система» тогда, как и сейчас, наверное, была основой оценки результативности деятельности, просто тогда этого никто и не скрывал, в отличие от сегодняшних руководителей, лицемерно разглагольствующих на тему «служение народу, как главная задача правоохранительных органов». Абсурдно высокие показатели раскрываемости на уровне 90-95 процентов, переносимые старательно из таблички в табличку в конце каждого отчетного периода достигались разными способами, в основном, нарушением порядка регистрации заявлений о потенциальных «глухарях».
Порядок этот не был тогда таким строгим, заявление писались не в дежурной части, с получением талона-уведомления, как сейчас, а в кабинете дежурного, или не дежурного, опера, или участкового, что вполне позволяло ему – заявлению, – потеряться на пути к соответствующему журналу учета.
Соответственно, если заявление появлялось одиноко, без приложенных к нему «злодея», очевидцев и других, уже обнаруженных и документально зафиксированных обстоятельств, иными словами, если преступление не было раскрыто уже на этапе регистрации, то и регистрировать его не спешили.
Первое дело комом
Помню, через пару месяцев моего пребывания в новой должности, в отдел обратился один парень, весело погулявший накануне в баре соседнего микрорайона со своими новыми знакомыми, которых он встретил там же, в баре, в начале этого веселого вечера, а попрощался через пару часов в подворотне напротив, причем, на прощание они взяли с собой его дорогую кожаную куртку с наполненными чем-то нужным ему, ну и им, видимо, тоже, карманами.
Можно было найти «злодеев», несмотря на отсутствие тогда видеокамер на улицах, возможности отслеживания мобильных телефонов и других полезных достижений прогресса, упрощающих сегодня жизнь современным полицейским. Тогда их отсутствие компенсировалось хорошими оперативными позициями на территории обслуживания, умением задавать наводящие вопросы и получать содержательные ответы. И этот процесс не подразумевал привязывания электрических проводов к гениталиям, как это, говорят, делается сейчас.
И мне, молодому рьяному оперу, таких позиций еще не имевшему, но очень хотевшему «проявиться», ситуация показалась подходящей возможностью. Я подробно опросил парня, выяснил обстоятельства и подробности происшедшего, более того, он поделился соображениями, где нужно искать «злодеев», сделанными на основе сохранившихся в его памяти воспоминаний о разговорах с ними. С собранным материалом я вприпрыжку поскакал к своему руководителю за санкцией на подвиг, и совершенно в другом настроении вышел от него спустя полчаса.
Вкратце резюмируя суть состоявшейся беседы, можно сказать, что энтузиазм, мной проявленный, был признан похвальным, а вот намерения – авантюрными и нецелесообразными, ввиду предстоящих трудозатрат и негарантированного результата, в то время, как количество одновременно находящихся на исполнении у каждого опера, и у меня, в том числе, материалов, исчислялось десятками, не говоря об оперативных делах, отдельных поручениях и необходимости реагировать на происшествия, случавшиеся на участке оперативного обслуживания независимо от воли руководства.
Нерастраченную положительную энергию, дабы не пропала зря, мне было предложено направить на внятное доведение до заявителя объективных причин, по которым мы не можем броситься в бой прямо сейчас, сопровождаемое убедительным обещанием сделать это чуть позже и с не меньшей эффективностью. Заявление по факту случившегося пока лучше не писать, а в материале проверки, которая проводилась изначально по телефонограмме из травмпункта, куда он обратился после произошедшего, целесообразней указать, в качестве обстоятельств получения травм, собственную его неосторожность, чтоб формальности не отнимали время и не препятствовали достижению результатов. «Короче, мы вам позвоним».
Все вышеперечисленное и было мною сделано, скрепя сердце, во имя стратегических интересов родного отдела.
Почему я вспомнил именно эту историю, ведь подобный подход был взят за правило и схожих ситуаций на моей памяти с десяток? Потому что именно с этим парнем мне довелось встретиться, спустя пару лет, на очной ставке в прокуратуре. В данном следственном действии я участвовал в качестве подозреваемого по уголовному делу, возбужденному по признакам статьи, предусматривающей наказание за злоупотребление должностными полномочиями. Сегодня по этой статье, в основном, привлекают к ответственности коррупционеров, укравших миллиарды. Для них она, собственно, и предусмотрена…
Оказалось, что при проверке архивных материалов сотрудники курирующей службы, активно упоминающейся последнее время в связи со своими сомнительными успехами в борьбе с террористами, повторно опросили того парня об истинных обстоятельствах получения им травмы, и тот не увидел причин эти обстоятельства скрывать. Думаю, в то время не существовало опера, которого нельзя было бы привлечь к уголовной ответственности, проведя повторную проверку по его материалам, а мой дебют в розыске вполне мог омрачиться бесславным эпилогом.
Равнодушная бюрократическая машина чудом не перемолола судьбу неискушенного молодого сотрудника. Именно поэтому, став адвокатом, я с готовностью прихожу на помощь обвиняемым в так называемых «должностных» преступлениях.
Не жизнь, а работа
Тогда все закончилось благополучно для меня. Служба продолжилась в других, более эффективных, милицейских подразделениях, с определенной специализацией и возможностью реализовывать имеющийся энтузиазм.
По истечении двадцати лет с момента описываемых событий, с высоты приобретенного опыта, многое в том моем мировосприятии кажется наивным, даже глупым. Но тогда мы искренне верили в правильность и нужность своей службы. Ведь кроме «отказных» материалов были и другие эпизоды, воспоминания о которых даже сегодня, по прошествии 20 с лишним лет, дарят позитивные эмоции.
Специфика транспортной милиции предполагает работу «в динамике», в ритме бесконечного интенсивного движения, свойственного системе железнодорожного или воздушного транспорта. Были бессонные ночи в товарных парках и на вокзалах, вечерние электрички с шакалящими в них гопниками, задержания, оставлявшие иногда не только отметины на теле, но и гордость в душЕ. А первые существенные деньги, положенные мне на рабочий стол, в качестве обоснования просьбы о небольшой корректировке материала проверки, были с негодованием сброшены на пол, под ноги просителя.
Хотя, как стало понятно чуть позже, спустя полчаса они благополучно прижились на столе одного из моих руководителей.
И тогда, в моем первом вокзальном отделении, и после, работа не занимала положенное рабочее время. Приходилось, вполне стационарно, проводить сутки напролет на «территории оперативного обслуживания», ночуя в служебном кабинете, оборудованном кушеткой и зубной щеткой, благо, семейное положение на тот момент подобному образу жизни не препятствовало.
В силу такого графика, зачастую, стиралась грань между «работой» и «отдыхом», была просто Жизнь. И в контексте такой жизни перемешивались дела личные и служебные. Благодарности руководства были редкими и символическими, поощрения выражались в почетной грамоте или смехотворной премии, а вот взыскания сыпались щедро и, зачастую, незаслуженно. Иногда физическая или психологическая нагрузка зашкаливала и требовала подключения организма к дополнительному источнику питания, в качестве которого, как правило, выступал алкоголь. Для многих это становилось серьезной проблемой.
А еще в силу такого образа жизни мы чувствовали себя определенного рода «кастой». В то время «лихих девяностых», как сейчас оно называется, для моих сверстников было очень важно быть с кем-то, чувствовать поддержку и плечо друзей. Это вселяло спокойствие. Давало возможность не бояться. За себя, за близких. Ощущение прикрытой спины, даже если оно и условное, все равно, очень нужное «на каждый день». Мы вместе работали и нередко вместе отдыхали, когда такая возможность, все-таки предоставлялась. Отмечали праздники, ходили в баню по выходным, крестили детей – у многих, все-таки, были семьи.
Может потому, что сложившийся образ жизни ограничивал возможность выбирать круг общения. Может потому, что в этом, создавшемся уже круге, оказались твои единомышленники, близкие по духу и разделяющие с тобой такую вот Жизнь.
Когда статус – все
Трудно было воздержаться от соблазна воспользоваться какими-то возможностями, прилагающимися к удостоверению оперуполномоченного криминальной милиции, тем более что в те времена оно, действительно, их предоставляло. Многие проблемы возникали от ложного ощущения безнаказанности, особенно в бытовых вопросах.
Каждый второй возил на задней полке личного автомобиля «мигалку», и, при случае, без сомнений выкидывал ее на крышу и выруливал на встречную полосу. Нередко в нетрезвом состоянии и вовсе не при исполнении служебных обязанностей. Порою, особенно у молодежи под воздействием алкоголя, осознание собственной значимости превышало разумные границы и требовало обуздания. Которому периодически и подвергалось, посредством вмешательства старших товарищей, а в случае несвоевременной их реакции – непосредственного руководства и других темных сил.
Зачастую предоставляемые ксивой (служебным удостоверением) возможности направлялись на достижение иных интересов, не связанных с государственной службой, как говорили, «шкурных». И реализовывали их индивидуально, в зависимости от способностей и имевшихся возможностей.
Кто-то, надев форму, ночами охранял склады или магазины, кто-то на необъятных российских дорогах сопровождал грузы подшефных коммерсантов, кто-то «решал вопросы» или «рамсил» (убеждал, часто с применением физической силы – ред.) на стрелках с «братками» (людьми сомнительной репутации – ред.). И, да, табельный пистолет в кобуре и заветная красная корка позволяла себя чувствовать почти с любыми оппонентами «на равных».
Кстати, в те времена появились РУОПы – региональные подразделения по борьбе с организованной преступностью, – и большинство моих знакомых мечтали перевестись туда для прохождения службы. У некоторых сложилось, и они продолжали «рамсить» на законных основаниях. По сути, на том этапе задачей этих подразделений было «обуздать» организованную преступность, и, действуя на грани, а то и за гранью закона, но под прикрытием государства, они с такой задачей справлялись.
Головное московское подразделение располагалось на улице Шаболовка, и даже бытовала в те времена пословица: «Круче солнцевских только шаболовские». А потом РУОП переподчинили, в дальнейшем – вообще разогнали, и факт прохождения там предыдущей службы становился «черной меткой» при согласовании назначения сотрудника на новую должность.
То есть их всех, как говорится, гуртом, причислили к коррупционерам, по сути – преступникам, за игру по правилам той части системы, что стала в определенный момент, для кого-то, неудобной.
Система сегодня поменяла название. Но и общество российское изменилось. Его не назовешь правовым, но со злоупотреблениями на низовом своем уровне государственная машина борется жестоко и показательно. Сегодня необдуманная демонстрация служебного удостоверения в быту может не только не решить проблему, а наоборот, сгенерировать ее многократно, не взирая на прежние заслуги его владельца.
И, хотя в буднях сегодняшних полицейских немало наследия их предшественников, и правила функционирования системы не поменялись кардинально, отношение их к жизни, службе, да и между собой, вряд ли могли остаться теми, свойственными концу 90-ых.
Во многом это хорошо. А как раскрываются преступления, всем желающим с удовольствием расскажут создатели сериалов. Может быть, именно такое представление о работе оперативно-следственных органов востребовано обществом, потому что тоже вселяет в обывателя чувство защищенности. Спокойствия. Дает возможность не бояться – за себя и за близких.
Вот только настоящие следователи и опера никогда таких сериалов не смотрят…